Зоя провела рукой по клеёнчатой скатерти и придвинула к себе свои тарелки. Она освобождала место для Веры. Здесь Вера сядет сейчас, вот тут будет её тарелка, здесь стакан.
Это было так привычно и нормально, что на эти свои движения Зоя уже давно не обращала внимания.
Она подвигалась на скамейке, когда выходила туда вечером посидеть, потому что здесь сядет Вера, она оглядывалась по дороге в магазин – не отстала ли Вера? И бурчала ей: «Догоняй, догоняй …»
Она советовалась с ней, спорила, разговаривала и шутила. Порой делала это вслух, не замечая.
Вера умерла, когда Зое было восемь лет, а Вере – двенадцать. Сама Зойка в детстве была занозистой, немного вздорной и себялюбивой. А Вера … Вера была святая: спокойная, правильная, умная, безмерно любящая родителей и её – свою непослушную сестрицу Зойку. Такие они были разные – две родные сестры.
Было и ругались, и ссорились, и разбегались по разным углам. Но мирились. Не мириться с Верой было невозможно.
Спали они вместе. На одной койке. Вера возвышалась на пышных подушках, а Зойка сползала с них, утыкаясь сестре в бок и обнимала за талию. Родители много работали, а Вера оставалась с Зоей, практически всему научила её именно она.
Попадало и Вере из-за Зойки. Но это уж потом Зойка осознала, а тогда казалось, что и Верка тоже виновата.
Виновата для Зои она была ровно до той поры, когда уливаясь горькими слезами Зоя смотрела на Веру, лежащую в гробу в платочке белом в синюю крапинку. Так вышло – злая скарлатина унесла сестру.
– А вот Вера на твоём месте бы …, – часто говаривала потом мать.
А Зоя уже и сама лучше матери знала, как Вера бы поступила. Сестра уже жила в её голове.
Так и пошло по жизни. Вера была всегда рядом. Как ангел, как тень, как второй облик. Что бы Зоя ни делала, она спрашивала у сестры, сравнивала и смотрела и её глазами тоже.
– Эх, удивлю сейчас ребят – прыгну с этого обрыва, – уже поднималась туда Зойка, она отлично ныряла.
Но рядом была Вера. Не стала прыгать – послушала её.
А Игорёк прыгнул … шею сломал, и как он теперь, Бог знает. Родители его тогда увезли.
– Махну с вахтовиками на ночную! Молодая ведь, приключений хочется.
А Вера бы что сказала? А Вера бы вот так махнула? Да ни за что! И остановилась Зоя …
А вахтовики-то оказались гнусными гадами, девчонок там изнасильничали. Суда так и не было, а горя-то сколько! И позора…
А вот замуж за Кирюху Зойка всё-таки пошла. Спорила тогда всё мысленно с Веркой, доказывала. Прям, ногой топала, как спорила, что Кирилл хороший, а если и не так, то она его сделает лучше.
А потом пряталась в сарае от его пьяных побоев вместе с детьми, с сыном и дочкой. Так вроде и ничего мужик, хозяйственный, требовательный и к себе, и к другим, а как выпьет …
Кирилл в кровь разбивал кулак об дверной косяк, когда пьяный спорил с кем-то невидимым, хватал Зою за что попало и отбрасывал всторону, когда пыталась она ему помочь. А потом и вовсе стал на неё нападать. Один раз чуть не задушил.
Уйти не могла – грозил, что убьёт и её и детей. А уйти можно было только в дом материнский, а там какая защита? Одна старая мать, которая боялась зятя больше Зои.
Но была ещё Вера, которая убеждала: иди в сельсовет, жалуйся – приструнят. А Зоя всё не слушала, всё надеялась. Может одумается Кирилл?
И Зоя из смелой, из яркой девушки постепенно превращалась в забитую тётку. Веру от себя гнала, считала, что не познала та любовь, не успела, ребёнком умерла. Вот и не жалеет о мужском плече, не ведает….
А ещё дом у них большой. Детей двое. Куда ж она в старую-то материнскую развалюху уйдет из таких хором, на которые всю себя положила. Вон какая мебель у неё хорошая, да и огород – труда сколько … Уж потерпит как-нибудь. Ради детей.
Но дальше – хуже. Издевательства лились через край. А сомнения всё одолевали. Дети так и выросли в частом пьянстве отца, отсиживаясь в сарае вместе с матерью. Отцовского тепла не увидели. А Зоя уже привыкла к его оскорблениям, к своим ночным слезам и роли прислуги.
И вот однажды шли они зимой из гостей – со свадьбы из соседнего села. Кирилл пьяный совсем, мотался из стороны в сторону и как всегда грязно ругал жену. Зоя расстроенная скандалом, который учинил на свадьбе муж и усталая, вперёд ушла, а он сзади плелся. И что взбрело ему не по мосточку идти, а прямо по льду реки … Только оглянулась она, когда уж хруст льда и всплеск услышала. Кирилл провалился в полынью.
Побежала Зоя туда, да вовремя одумалась. Стоп. Остановилась, подбегать боится – лёд треснет.
А он настолько пьян, что вообще не понимает, что и происходит, жену не видит, в другую сторону карабкается, руки соскальзывают и он под воду уходит, а потом выныривает и всё повторяется опять.
«Вот. Вот не подходить сейчас, и закончатся её муки. Просто уйти и утонет тот, кто жить не даёт нормально, кто убить грозится, кто давно уж никак не называет, кроме как бабкой или воблой сушёной, кто всю жизнь только измывается. Вот уйти, и останется она хозяйкой в своём доме, в покое и нормальном достатке. Уж и дети выросли, теперь и ей помогут, если потребуется. Конечно, надо уйти!»
И Зоя отвернулась от полыньи и пошла дальше домой. Не оглядываясь пошла, делая вид, что и не слышит рыков мужа и всплесков воды. Всё! Теперь свободно поживёт.
А навстречу Вера … Чтоб тебя …, сестрица!
За рукав Зою хватает, а Зоя руку вырывает и дальше шагу припускает.
Как тогда, в детстве, когда занесла Зоя уже камень, чтоб пришибить лягушонка, а Вера её руку и поймала. И лягушонка нежно так подхватила и в воду. А тот застыл, лежит на воде враскоряку, смотрит на них. А Вера:
– Видишь, он улыбается!
Эх, Верка! Ну ты, гадина такая.
Бежит Зоя назад к берегу, и там медленно, как во сне, ветку обламывает. Может не успеет она, может есть надежда, что потонет ирод проклятый…
Нет. Успела. Сунула ему все же толстый конец … Он, как за жизнь, за ветку ухватился и выполз на лёд. Лежит враскоряку, как лягушонок тот, мокрый и противный. Смотрит на неё и пьяно улыбается.
Зоя развернулась и пошла, больше ему не помогая. А слёзы сами лились из глаз, от обиды на себя саму и на Верку ещё.
– Спасибо, сестрица, век не забуду!
Но и Вера не молчала, говорила ей что-то о грехе, о жизни, о детях. И так складно у неё убеждать получалось, как никогда так Зое и не сказать. Убедила.
Пришла Зоя домой, собрала самое необходимое и, прямо на глазах у протрезвевшего слегка от речного купания мужа, ушла в опустевшую холодную хибару материнскую.
И такая смелая была, как никогда. Пусть только пальцем тронет, пусть только попробует, она его камнем, как того лягушонка! И вот уж теперь Верка её не остановит!
А Вера и не пыталась. Наоборот сказала: наконец-то, сестрёнка! Наконец-то, ты поняла всё.
Вдвоем и зажили: Зоя да Вера. А через полгода Кирилл сам помер. То ли удар солнечный, то ли сердечный. Зоя с Верой перебрались в свой дом.
Вдвоём хорошо было. И хозяйство веселее шло, и поговорить есть с кем, и в церковь сходить – помолиться. Там, на службах, Зоя Веру всегда видела – платок на ней белый в синюю крапинку.
Дети наезжали, иногда беспокоились:
– Мам, да как ты тут одна-то, может к нам?
– Да чего ж одна-то? Не одна я – с Верой.
Они переглядывались, переговаривались. А потом дочь говорила:
– Ну, может и правда, вдвоём-то лучше. Живите дружно.
А они дружно и жили. Вот сейчас поужинали, а потом Зоя посуду помоет, а Вера расскажет чего. Сегодня Вера велела сменить постельное белье, потому что обе были в баньке. Потом посидят они на скамейке и лягут спать на одну койку.
Зоя сползёт под подушки и обнимет свою сестру, возвышающуюся на них, уткнётся сестре в бок и обнимет за талию.
– Ну, ну, спи, Верунь, спи …, – пробормочет она перед тем, как провалиться в сон.
***
Пусть и твои ночи будут спокойными, дорогой мой читатель! Пусть рядом будет ангел- хранитель, возвышающийся на подушках….
