Я своего возраста не знаю. Шестьдесят пять? Нет, это не про меня! Во мне нет ни усталости, ни тем более успокоенности, а любовь есть. Вот такой подарок сделала мне судьба!
Никогда никакие гадалки не предсказывали мне, что жизнь у меня будет необычной. Никто меня об этом не предупреждал. Зато, спасибо родителям, подготовили к любым трудностям. Наверное, найдутся люди, которые смотрят на меня на экране и думают:
«Ой, да ладно, какие там у нее трудности! Ее жизнь — сплошной праздник!» Да не бывает такого! Вот я часто слышу про себя: «Бабкина сильная!» Наверное, не слабая, не спорю. Наверное поэтому жизнь и бьет сильнее. Сильным-то как раз и достается по полной программе. И вот тут важно, как ты все выдержишь, что тебе судьбой уготовано. Были у меня такие черные дни, каких врагу не пожелаю, и радости были, конечно.
И не всегда я оказывалась права, хотя об этом не сожалею, потому что жизнь нас сама ведет. И ошибок тут никому не избежать. Плохое я стараюсь не помнить, терзаться, когда что-то сделала не так, тоже смысла не вижу. Нет, я живу сегодняшним днем. К счастью, он меня радует…
***
В Москве на Малой Бронной когда-то жили купцы Чистяковы. Деловые и зажиточные люди, держали мануфактурные лавки — в столице, Нижнем Новгороде, Астрахани. Так вот, моя мама из этого рода, а отец — из волжских казаков. Суровый такой был человек, если слово говорил — только по делу. Именно папа — мой главный пример по жизни.
Мама — она всегда была тихая, молчаливая, но очень выносливая. Ее практически никогда слышно не было, даром что учительница. Зато папа говорил громко, весомо! Он был председателем колхоза в Астраханской области. А это, знаете, большая ответственность -за угодья, за людей. Не дай бог где-то провиниться -‘ весь колхоз пострадает!
Помню, как он пропадал на посевных, на сенокосах. Там ведь каждая минута на счету, процесс останавливать нельзя. Скажем, не уберешь сено вовремя, пройдет дождь — и все пропало. Поэтому мы с моим младшим братом Валерой папе еду в поле носили. Мама туески собирала, а мы относили…
«Мой избранник был много старше, да еще женат -и люди нас осуждали».
Чему я только в детстве не научилась! Знаю и как помидоры сажать, и как за ними ухаживать, и картошку с огурцами могу вырастить. Знаю, как масло сбивать. Не чем-нибудь, а сбивалкой. Бьешь, бьешь его, пока рука не отсохнет, от плеча потом ломит! И шить умею. Вот она — жизненная закалка! А еще дома меня заставляли и помыть полы, принести в дом дрова, которые накололи брат или папа, коровам сена подкинуть… И я вот все сделала, порядок навела, уроки выучила.
Родители пришли, видят -дочка не ленилась, и говорят: «Ладно, иди гуляй». А если бы я это не сделала -никакой гулянки. Хочешь пойти к подружкам? Тогда сначала поработай. И меня это не обижало, это была норма жизни. Считаю, правильная. А сейчас из-под палки никого не заставишь…
***
Умели люди работать, но и праздновать тоже умели. Я поющая — в отца. Как он пел казацкие песни! И играл на всех музыкальных инструментах, какие попадали ему в руки. Был самородком, нигде музыке не учился. У нас дома устраивались карнавалы. Папа и мама так наряжались, что мы с братом не могли их узнать! Счастливое было время…
Вот сейчас приезжаю в родное село Черный Яр (увы, не часто это удается)-и сердце щемит, потому что годы летят. Только из-за этого, а не потому, что там все сильно изменилось. Там почти все осталось как было. Вот как »лежала огромная труба, в которой мы прятались в детстве, когда играли в казаки-разбойники, так и лежит. Она никому не мешала, поэтому ее не закопали. Меня там нет уже сорок с лишним лет, а труба на месте. Помню, замрешь в ней, чтобы тебя не нашли, и сидишь долго-долго…
Тополиная аллея огромная. Не те тополя, которые Москву пухом засыпают, а такие прямые — пирамидальные. И вот они как стояли ровным строем в моем детстве, так и сейчас стоят. И речушка наша маленькая, приток Ахтубы и Волги, как текла себе, так и течет. И дом на берегу, в котором я жила, там же и стоит. Но он теперь кажется таким маленьким, низеньким. А в годы детства был для нас хоромами, огромным жилищем. И абрикосовый сад, что напротив нашего дома, никуда не делся… Видишь это — и сразу столько воспоминаний!
***
Родители очень хотели, чтобы я стала медицинским работником. Я не могла ослушаться, поступила в медучилище, хотя мечтала совсем о другом. Но пробыла там недолго, вскоре все-таки переметнулась в Астраханское музыкальное училище. Вот куда сразу хотелось! Через два года я уже чувствовала себя настоящей певицей: значилась в штате местного управления кинопроката — пела в кинотеатрах перед сеансами. Первые копеечки зарабатывала.
Тогда же впервые по-настоящему влюбилась. Конечно, ухажеров и до этого хватало, да я и сама влюбчив^). Но то было детство, а тут пришло серьезное взрослое чувство. Но та, первая история, показала мне, сколько счастья и сколько боли может принести настоящее чувство.
Ведь мой избранник был много старше, да еще женат — и люди нас осуждали. А еще — что можно найти в себе силы поставить точку, если чувствуешь, что так будет правильно. Помню, как меня, рыдающую, успокаивал отец: «Дочка, все у тебя еще будет!», а я не верила и только еще громче рыдала. Папа оказался прав. В моей жизни не случилось ни одного «проходного» романчика. Все было искренне, сильно, ярко и, так уж вышло, всегда взаимно. Мне даже чувство ревности ни разу не довелось испытать.
***
Свое раненое сердце я окончательно излечила, когда уехала из Астрахани. Стала студенткой Института имени Гнесиных, перебралась в Москву, поселилась в общежитии. Началась такая интересная жизнь — учеба, гастроли! Именно на гастролях я встретила своего будущего мужа. Помню, стояли с девчонками в аэропорту, ждали посадки и развлекались тем, что в шутку выбирали себе «суженых» из мужчин, оказавшихся в поле нашего зрения. Вернее, я в эту игру не играла, только наблюдала. Вдруг кто-то из девчонок: «Надь, а твой-то кто?» «А мой — вон, — говорю, — у окна стоит».
Парень мне действительно понравился: красивый, русоволосый, высокий. В самолет садимся, вижу — он тоже среди пассажиров. Потом в одной гостинице оказались, одновременно пришли ужинать в ресторан. На ужине, наконец, и познакомились, а после — гуляли полночи, разговаривали. Володя был потрясающий барабанщик и классный джазовый музыкант, играл в популярных тогда ВИА — «Лейся, песня», «Самоцветы».
После ночной прогулки наши пути разошлись. Я и не думала ни о каком продолжении истории. И вдруг он приезжает — с цветами, со словами, с влюбленными глазами… Какая девушка устоит? Кстати, Володя был завидный жених: москвич из очень хорошей семьи.
Случись наш роман сейчас, меня бы заподозрили в том, что я, провинциалка из общежития, хочу зацепиться за москвича. Но тогда ни у меня, ни у Володиных родителей и мыслей таких не возникало.
Его близкие меня сразу приняли как родную. Когда мы с Володей поженились, они помогали нам наладить быт, нянчились с Данилой, когда тот родился. Я всегда питала к свекру и свекрови самые добрые чувства и сохранила с ними родственные отношения до конца их дней. И это несмотря на то, что с их сыном мы развелись после семнадцати прожитых вместе лет.
Впрочем, формулировка неверная: брак наш и распался, может быть, потому, что вместе мы бывали редко. Два артиста! То у одного гастроли, то у другого. Даже сын не помнит, чтобы мы собирались когда-нибудь всей семьей.
К тому же у Володи были неудовлетворенные творческие амбиции, а я со своей «Русской песней» (создала ансамбль, когда еще училась в Гнесинке) становилась все известнее. Конечно, ему как мужчине, мужу, артисту, трудно было с этим смириться. В общем, разошлись.
Не очень мирно, были на то причины, однако время унесло обиды. Володя подарил мне прекрасного сына. И, кстати, если бы не он, я бы, возможно, не стала заниматься русской песней. Сегодня его уже нет, не так давно…
Когда я заканчивала учебу в институте, передо мной стоял вопрос: сюда, в народную песню идти, или в ту область, которая тогда только зарождалась, вокально-инструментальные ансамбли. Так вот, Володя сказал: «Надя, выбирай то, чему сейчас учишься. Это вечное, это без возраста. Русская песня может стать делом всей жизни». Я прислушалась. Конечно, путь не из легких — фольклор у нас не особо в чести.
Есть успехи — в прошлом году я открыла свой шикарный театр «Русская песня» (новое здание театра «Русская песня» — на Олимпийском проспекте), но и сейчас все непросто складывается. Тем не менее назад я не поверну никогда.
***
Открою свою страшную тайну: я часто плачу, потому что сентиментальна. То есть это все-таки легкие слезы, которые я проливаю без свидетелей, над какой-нибудь книгой или фильмом. А вот когда испытываю настоящую, сильную душевную боль, каменею. Во всяком случае, немногие видели меня плачущей. Я собираю всю волю в кулак, лишь бы перед другими людьми не выплеснуться. Только раз не смогла — когда умер брат.
Мы с ним с детства были очень дружны и очень близки. У меня был замечательный, умный, веселый брат. Его все обожали, включая сослуживцев и подчиненных (Валера дослужился до генерала). Я знала, что всегда и во всем могу на него положиться. И вдруг его не стало. Мгновенная смерть, никто не ожидал. А мне еще предстояло сообщить об этом нашей маме.
Черные были дни… О других днях того же оттенка рассказывать не буду. Одним словом, и для меня (такое однажды случается почти с каждым) настало время, когда находить опору только внутри себя я уже не могла. Из сильной женщины я становилась слабой.
Для меня это страшное ощущение. При этом творческие дела шли хорошо — страна «Русскую песню» знала и любила, мы много выступали на телевидении, гастролировали, собирая полные залы… А внутри творилось черт знает что, душа болела. Что русский человек делает в таком случае? Правильно. Идет в церковь.
Я тогда много ездила по монастырям, исповедовалась. А однажды отправилась к одному старцу. Народу к нему стекалось столько, что не пробиться. С шести утра надо было стоять в толпе таких же страдальцев и ждать, что вот, может быть, сегодня повезет и помощник батюшки выберет тебя. Там не было очереди, там человек просто выходил и говорил: «Ты, ты и ты, пойдемте со мной».
И я вот так была выбрана. Что это была за встреча, что за разговор! Батюшка, конечно, не знал, кто я такая, а узнав, попросил спеть… Спела. И вышла от него другим человеком. Он сказал: «Иди и не переживай. Все у тебя будет хорошо». И буквально через два месяца в моей жизни появился Женя Гор.
***
Мы вместе почти одиннадцать лет, и все это время люди, журналисты нас и наши с Женей отношения обсуждают, строят какие-то предположения. Зачем? Я и особенно он от этого устали. Могу сказать лишь, что у нас все прекрасно. Женя меня во всем очень поддерживает, переживает и радуется за меня, подсказывает какие-то правильные вещи.
Потому что он человек мира и представитель молодежи, понимаете? Мне нравится, как Женя мыслит, как он вертится и все успевает. У него есть замечательные человеческие качества, редкие сегодня! Во-первых, он добрейшей души человек. Во-вторых, если сказал «сделаю», сделает. Никогда не подведет. В-третьих, на него в любой ситуации можно положиться. Женя не сдаст, не предаст.
Про него пишут — «гражданский муж», а я даже не знаю, как правильно определить наши отношения. Просто женское «не одиночество» имеет разные формы. Необязательно это традиционный брак, когда супруги живут под одной крышей и одними хозяйственными заботами. Я Женю ничем не обременяю, не заставляю быть со мной, помогать мне и все такое прочее. Это абсолютно его решение. И у него, и у меня есть свое свободное пространство, на которое никто не посягает…
