Ох и не привыкла Татьяна Аркадьевна сама себя обслуживать! Потому и оказалась в столь тяжелой ситуации. Да в таком-то возрасте! Опять вся надежда на Гену. Надо ему снова жениться.
Татьяне Аркадьевне – Таточке – повезло с рождения. Просто папа был «с должностью». А отсюда и просторная квартира, и участок, окруженный соснами, и дом с огромной верандой, и самая настоящая прислуга. Тогда говорили – домработница.
Никогда Таточкина мама ничего по дому не делала. А когда Таточка родилась, Аннушка – так домработницу звали – стала еще и ее няней.
Так и росла Таточка. Утром встанет – уже сырнички свежие на столе и чай, пока завтракает, Аннушка и кроватку заправит. После школы обед горячий. Кушай-кушай, девочка моя.
Выросла Таточка, в институт поступила. В женихи было много желающих. Не по любви, конечно, просто все знали, кто у нее папа. Вышла Таточка замуж за «перспективного мальчика», а через год родила другого перспективного мальчика, которого назвали Геной.
Жила молодая семья в квартире родителей Таты, а что – места всем хватало. Пожилая, но крепкая еще Аннушка теперь нянчила Гену, а Тату устроили в бухгалтерию крупного промышленного предприятия.
Дожили родители Таты до старости и как-то один за другим ушли в лучший мир. Отправилась за ними и Аннушка, которая жила у них в доме до последнего дня в безоконном закуточке возле кухни.
А дальше произошло невероятное. Муж Таты собрал вещи и ушел к другой.
— Скотина неблагодарная. Да кем бы ты был без папы!
Муж остановился возле дверей, задрал голову, подумал.
— А, может, счастливым человеком был бы.
— Ну-ну. А то прям разнесчастным жил здесь.
Муж посмотрел на нее с отвращением и сказал тихо, сквозь зубы:
— Как же я тебя ненавижу, жирная корова.
Татьяна Аркадьевна стояла и смотрела на только что захлопнувшуюся дверь. Полная ее грудь медленно поднималась и опускалась. Не глядя взяла какой-то предмет с трюмо и швырнула изо всех сил.
— Гад!
Это была маленькая вазочка из красного стекла. Отскочив от двери, вазочка шмякнулась на пол и на прощание рассыпалась на мелкие красные осколки. Татьяна Аркадьевна чертыхнулась и пошла искать веник и совок.
Как же не хватает Аннушки. Она бы мигом все исправила. С чего так осерчала-то, милая?
Татьяна Аркадьевна стояла перед зеркалом с метелкой в одной руке и совком в другой и рассматривала, как лиловый синтетический халатик облегает ее пышное тело.
Открылась дверь, и в прихожую вошел Гена.
— Мама, что случилось? Почему осколки на полу?
Она только на секунду повернула голову в сторону сына. Гена вздохнул и забрал у нее из рук совок и метелку.
— Дай подмету. Так что все-таки произошло?
— Как жить-то будем, Гена? А? Как жить-то будем? – медленно сказала Татьяна Аркадьевна, глядя на собственное лицо в зеркале.
А через неделю Гена привел в дом Машу. Провинциалку из общежития. Умненькую, образованную, тихую и скромную. Маша, у которой комната была меньше, чем прихожая Генкиной квартиры, обалдело рассматривала все это великолепие.
Татьяна Аркадьева напустила на себя величественный вид и вышла в прихожую. Маша вжала голову в плечи.
— У нас гости? Гена, почему ты не предупредил?
— Мама, это Маша.
— Здравствуйте, Маша. Раздевайтесь-раздевайтесь. Проходите, — говорила Татьяна Аркадьевна, внимательно изучая каждую Машину деталь. – Гена, и что теперь делать с ужином? У нас же ну совершенно ничего не приготовлено. С гостями так нельзя.
— Может, я помогу, — пискнула Маша.
— Ох, дорогая. Если вам не трудно. Гена все покажет. Кухня в вашем полном распоряжении, молодые люди.
Маша решила, что попала в сказку. Татьяна Аркадьевна столь же величественно удалилась. А минут через сорок пять из кухни раздался голос сына:
— Мам, ужин готов!
За ужином Татьяна Аркадьевна устроила допрос под видом ненавязчивой вежливой беседы и выяснила все, что ей необходимо было узнать про Машу.
— Что ж, молодежь, развлекайтесь. А я со стола уберу и спать. Устала я что-то сегодня.
— Что вы, мы сами все уберем. Правда, Гена? И посуду вымоем, — засуетилась Маша.
Потом Гена ушел Машу провожать, а когда вернулся, его встретила Татьяна Аркадьевна, которая решительной громадой стояла в прихожей.
— Гена, женись.
Так на Машу свалилось счастье в виде огромной квартиры и загородного участка с соснами и домом с огромной верандой. А Татьяна Аркадьевна вышла на пенсию и зажила как королева.
Маша прозрела через пятнадцать лет. Просто шла однажды с миской клубники по участку (никогда ничего не выращивалось на этой даче до Маши, семья приезжала сюда исключительно для отдыха) и услышала голос мужа с веранды:
— Маша, мама интересуется, скоро ли ужин, и не забыла ли ты, что должна сегодня распарить ей ноги с содой.
Должна. Маша остановилась и за одну минуту проанализировала вдруг всю свою бездетную замужнюю жизнь. Потом подошла к Гене, поставила перед ним клубнику и сказала:
— Я от вас ухожу.
— Неблагодарная. Взяли ее, безродную, в приличный дом. И вот как отплатила. Гена, ну что ты молчишь!
Каждое слово Татьяны Аркадьевны болезненным ударом обрушивалось на изрядно облысевшую голову Гены. Татьяна Аркадьевна, кряхтя и шумно отдуваясь, поднялась из глубокого кресла и тяжело зашагала в дом.
— Чего сидишь? – сказала не оборачиваясь. – Ужин иди готовь.
Пришлось Гене увезти мать в город. Одну на даче не оставишь, а у него все-таки работа. Удивительно, но еще лето не кончилось, а Гена уже привел в дом другую женщину. Люба работала поваром в столовой на предприятии, где Гена занимал должность начальника одного из вспомогательных цехов. Как и Маша, была Люба родом из провинции и жила в общежитии в секции на четыре комнаты. Лет Любе было хорошо за тридцать, и она очень хотела замуж.
Татьяна Аркадьевна давно избегала лишних телодвижений, поэтому встретила Любу сидя на диване. От Гены она уже кое-что знала про нее.
— Вы, Люба, кажется повар? Может, продемонстрируете нам свое мастерство?
— Ой, спасибо, я на работе надемонстрировалась. И вообще, мы с Геной неголодные.
Любе хотелось скорее остаться с Геной наедине и продемонстрировать ему другое мастерство.
В субботу Гена повез мать и Любу на дачу, где Люба переоделась в легкий сарафан и расположилась в шезлонге, раскинув руки и подставив солнцу лицо.
— Гена, на речку скоро пойдем?
— Раз уж вы здесь, Люба, неплохо бы помочь Гене в доме и подумать об обеде, — отозвалась за сына Татьяна Аркадьевна.
— Ну что вы, Татьяна Аркадьевна. Меня Гена отдыхать привез, — парировала Люба.
Татьяна Аркадьевна поджала губы и больше не сказала Любе ни слова.
…
— Чувствую, что-то не то. Как-то изменился Генка, — жаловалась Люба своей напарнице Марине, сидя на столе и кулаком правой руки постукивая по ладони левой. — Ну точно это мамаша его, грымза старая, ему мозги промывает. Хочет из меня прислугу сделать. Думает, я дура, не поняла ничего. Подумаешь, королева! Сливка общества!
— Да зачем тебе этот тютя, Люб? Тем более в нагрузку с мамашей.
— Да ты что, Маринка! Видела бы ты эту тушу! А одышка у нее какая! А жрет она сколько! Да мамаша его вот-вот коньки отбросит. А единственный наследник кто? Правильно – Гена. Во-от! Вот где он у меня уже был. — Люба потрясла крепко сжатым кулаком. – Ох, Маринка, видела бы ты эти хоромы. А дача какая!
Марина слушала затаив дыхание.
— Я уже представляю, какой ремонт бы сделала. И сама бы там ходила потом как королева, — мечтательно продолжала Люба. – Вот только чую, пока мамаша жива, она там главная. Настраивает Генку против меня.
В этот момент закрутились-завертелись-заработали в голове у Марины разные винтики, болтики и прочие гаечки.
— Ой, Любка-а, — сказала она. – Хоть бы разок на советскую чиновничью дачу взглянуть. – Марина закрыла глаза. – Так и представляю. Сосновый бор. Старая большая веранда. Воздух. А не эти шесть соток, где шезлонг поставить негде.
Марина открыла глаза и вздохнула.
— Ой. Так поехали! Я скажу Генке, чтоб и тебя взял. Мы как раз на выходные собираемся.
— Что, правда? Можно?
…
— Здравствуйте, Татьяна Аркадьевна. – Марина с милой улыбкой села в машину. – Вас обо мне предупредили? Я Марина, коллега Любы.
— Вы что, тоже повар?
— Ага. Вот, специально для вас. В качестве благодарности за приглашение. – Марина протянула ей небольшую картонную коробку. – Сама готовила.
Татьяна Аркадьевна подняла крышку и обнаружила изумительные на вид домашние эклеры. Она оценила этот жест и сказала с улыбкой снисхождения:
— Ну что вы, Мариночка, не стоило.
— Мне не трудно. – И Марина широко улыбнулась.
На даче Люба утащила Гену прогуляться к реке.
— А вы что же, не пойдете? – обратилась к Марине Татьяна Аркадьевна.
— Нет. Не хочу им мешать. Ну вы же понимаете? – Марина лихо подмигнула. – А пока влюбленные развлекаются, может, мы с вами приготовим что-нибудь?
— Ох, Мариночка, это не по моей части. Вы уж не обижайтесь на меня. А я вам кухню предоставлю в полное распоряжение. Фантазируйте там, как хотите.
— Правда? – весело сказала Марина. – Ну что ж, я буду фантазировать, а вы тогда отдыхайте. Давайте я вам кресло на веранду вынесу.
Через десять минут Марина вышла к Татьяне Аркадьевне с чашкой чая.
— Я подумала, может вы чаю захотите. А у меня там уже картошечка варится. Пойду посмотрю, не найдется ли зелени на грядках. Можно?
Через четыре месяца Гена женился на Марине. Марина была одинока и тоже очень хотела замуж. Она понимала, что некрасиво поступила с Любой, но в таких делах каждый сам за себя. Победителей не судят.
Просто Любе нужно было поменьше болтать.
