Сложенный вчетверо разворот газеты, куда Полина Игнатьевна сплевывала шелуху от тыквенных семечек, слетел с тумбочки на свежевымытый пол и шелуха разлетелась в стороны.
Галина стояла с тряпкой в руках и не верила своим глазам: старуха сделала это намеренно! Она видела, как Игнатьевна, опершись рукой о тумбочку и усаживаясь своим грузным телом на кровати, специально столкнула газетку.
— Мама!, — с досадой в голосе обратилась она к свекрови, — зачем? Я же видела, что ты не случайно это сделала!
Полина Игнатьевна, с презрением бросив взгляд на невестку, не стала оправдываться:
— Уберешь, не переломишься.
Довольная своей выходкой, она начала укладываться на кровать, шумно дыша от напряжения.
Галина принесла веник и совок, бросив недомытый пол. Полина Игнатьевна не смотрела на нее, начала внимательно изучать перекидной календарь, листочки из которого никогда не вырывала.
— За что ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделала? Всю жизнь надо мной глумишься, а ведь я этого ничем не заслужила. Еду тебе готовлю, в ванной купаю, убираюсь. И дочка никогда не отказывает тебе в помощи. За что ты меня ненавидишь?
Старуха не шевельнулась в ответ. Ее губы беззвучно шевелились, взгляд сквозь линзы очков был по-прежнему устремлен в календарь. Что там такого важного, в этом зачитанном календаре с полезными советами, что нельзя ответить невестке?
Не дождавшись ни извинений, ни объяснений, Галина, стараясь сдержать навернувшиеся слезы, вернулась к ведру с тряпкой. Она молча домыла пол и прикрыла дверь в комнату свекрови.
Так, теперь белье замочить и в огород идти. Вечная труженица, не знающая покоя от нескончаемого потока домашних дел, знала: в работе забываешься, отвлекаешься и проходит, хоть и на время, обида на ту, с которой пришлось жить всю жизнь.
Муж умер молодым, когда Катюшке, дочке, было десять лет. После похорон Полина Игнатьевна заявила:
— Жить остаешься в моем доме, не отпущу тебя. Еще не хватало, чтобы по улице пересуды шли, что я тебя выгнала.
И она согласилась, потому что идти было некуда. В родительском доме сестра с двумя детьми. Куда ей с дитем? А у свекрови, пусть и в маленькой комнатке, все же свой уголок.
Так и жили. Галина надеялась, что со временем скверный характер свекрови изменится, они сдружатся и будут мирно существовать под одной крышей.
Но с каждым годом надежд на чудо было все меньше и меньше. Если на людях свекровь себя сдерживала, то в доме, оставшись наедине, каждым действием, словом показывала, что Галина здесь на правах прислуги и считаться с ней незачем.
— Куда ты пойдешь, глупая? Кому ты нужна? Да ни один мужик на тебя не взглянет с прицепом твоим!, — ругала она Галину, когда та начинала разговор о возможном уходе, — у меня живи с Катеринкой. Вот помру – весь дом ваш будет. А не послушаешь меня – все наследство племянникам перепишу, с носом останешься.
Галина, боясь, как бы в самом деле не стало хуже, если уйти от свекрови, молча соглашалась и терпела. Раз своя судьба не сложилась, да собственного жилья не заработала, буду для дочки жить, для ее блага, думала она.
А свекровь и не собиралась умирать. Девятый десяток пошел, а на здоровье не жалуется. И с чего бы жаловаться? Питается хорошо, ни в чем себе не отказывает. Всю пенсию тратит исключительно на себя, просит Галину покупать ей качественные, дорогие продукты.
Да и бог бы с ней, пусть живет себе хоть до ста лет. Вот только зачем так унижать? Галина поняла, что сделала большую ошибку, согласившись жить со свекровью. Но только что с того теперь? Катерина уже студентка, замуж собирается. Парень у нее хороший, после свадьбы у него жить будут. Пусть у них все сложится. Вот только себя жалко…
