Замечательная актриса Елена Санаева на днях побывала в программе писательницы Татьяны Устиновой «Мой герой» на канале ТВЦ.
Предлагаю вашему вниманию выдержки из этой очень уютной и содержательной беседе о тех, кто жил искусством.
«В общественном транспорте с Роланом Быковым ездить было нельзя»
— Ролан Антонович был до 57 лет Заслуженным артистом, хотя с ним в транспорте ездить нельзя было. Когда случилась Перестройка, режиссер Элем Климов, который тогда был первым секретарем Союза кинематографистов СССР, говорил о том, что нужно отменить все звания. Говорил, что в США ничего этого нет. Но, сыграв все роли, Быков мог бы иметь самолет, яхты и прочее. У нас, единственное, что тогда давало звание – возможность лечь в приличную больницу и отдохнуть в приличном санатории.
«Сегодня чуть пикнул, и уже звезда»
— У нас сейчас тенденция. Всех, кого ни попадя, называют звездами и красавицами. У нас в кино в 60-е и 70-е годы были две красавицы – Ирина Скобцева и Элина Быстрицкая. Это классические красавицы. А все остальные – милые, обаятельные, яркие, любой термин можно назвать. А сейчас все звезды – просто небо обрушилось от такого количества звезд. У нас чуть пикнул что-то, и уже звезда.
Ролан Быков
«В частную жизнь никто не лез»
— Счастье папы, Всеволода Санаева, в том, что он был МХАТовец. Его по окончанию ГИТИСа, и еще троих, взяли во вспомогательный состав МХАТа. После того, как он сыграл две роли, его с четвертого этажа, где сидел молодняк, спустили на второй, где сидели старики.
Понимаете, тогда были Качалов, Хмелев, Добронравов. Это люди, которые жили только искусством. Из женщин Целиковскую обожали, Ладынину, Орлову. Фильмов было немного, и народ действительно любил их. В частную жизнь никто не лез.
Знаете, я была в шоке. Как-то выходила из метро, там было место, где лежали газеты. Взяла газету, на всю страницу была фотография умирающей Нонны Мордюковой, где она лежала в реанимации. Значит, заплатили деньги, и какая-то медсестра сфотографировала. У меня в зобу дыхание сперло. Это такое бесстыдство, так влезать в чужую постель, в чужую жизнь.
Эта реклама: вы это можете, вы этого достойны. Что ты можешь, чего ты достоин? Что ты умеешь, что ты знаешь? И мы говорим – «звезды, звезды». Мне очень нравится то, что в Японии есть понятие – «Человек – национальное достояние». Это может быть пекарь, учитель, врач, фермер. По-моему, это звучит.
«Детство – это мороженое в стаканчике за семь копеек»
— Москва моего детства – это химический карандаш на ладошке, где надо было за мукой постоять. Это мороженое за четыре копейки, фруктовое в стаканчике за семь копеек. Двор, где меня укусила собака, и мама меня таскала на уколы в живот.
Мама, наконец, меня устроила в детский сад. Как-то она меня забрала вечером домой, а я в пять лет нашла кусок сахара и положила его в рот. Она подлетела ко мне, хотела достать его. И я заболела желтухой. Меня спасли три гомеопата – Мухин, Жадовский, Варшавский.
Потом в детский сад я не ходила, пошла в школу, жили мы в коммунальной квартире. Папе дали девятиметровую комнатку в квартире, где две большие комнаты занимал Павел Владимирович Массальский, известный актер. Чудесный интеллигентный человек. Их домработница спала на кухне. К ним в гости приходили светские дамы в каких-то божественных туалетах.
«Ужас мира и зло природы»
— Я помню рассказ Марии Владимировны Мироновой о том, что был такой знаменитый Барковский, который шил обувь. На туфлях, которые он делал, были тончайшие подметки, но они не сносились, потому что эту кожу вымачивали в спирте. Обувь была несносимая.
Когда мне родители купили две пары одинаковых чешских ботинок, я подумала – зачем мне две одинаковых пары? Мне было лет 8. Я решила сделать лодочки, срезала голенища. Родители были очень расстроены, бить меня — не были, но я была ужас мира и зло природы после этого.
«Папу на носилках везли в Свердловск с инфарктом»
— Бедный папа в 35 лет перенес инфаркт. Он поехал сниматься в картину «Алмазы» в главной роли. Мы с папой тоже поехали. Он тогда курил много. Его на носилках из Бийска через речку Бия на пароме перевозят в другое место, определять в больницу.
На пароме были две тетки. Одна говорит: «Надо же, такой молодой и помер». Он в этот момент открыл глаза, одна из теток чуть не слетела с парома. Потом в город его везли в грузовике, сделал люльку из ватного одеяла. В Бийске не было возможности его лечить, нужно было его везти в Свердловск.
Всеволод Санаев
Нашли автомобиль «Москвич», там был багажник, и носилки приделали к нему наверху. Весна, дождь, он промок. Довезли, он долго лечился в Свердловске. Мы жили вместе со съемочной группой в гостиницы. Я на заднем дворе играла в ресторан.
Наконец, папа созрел для того, чтобы выйти на съемку на Свердловской киностудии. Снимать нужно было на натуре, но натура кончилась, весна. Разложили вату, посыпали ее нафталином. Папа вошел, у него плохо с сердцем. Кое-как это все досняли, приехали в Москву. И, что удивительно, мы жили на четвертом этаже без лифта. Папа, посмотрел картину, поднялся на четвертый этаж, позвонил в квартиру, мама открыла дверь, он упал к ней на руки.
«Сева, тебе надо учиться»
— У папы было четыре класса образования тогда, хулиганистый более или менее, читал не много. Он делал гармони на знаменитом тульском заводе. И туда приехал на гастроли МХАТ, его каким-то образом занесло на спектакль, и он мне говорит: «Я как будто наблюдал чужую жизнь». Вот такие актеры были.
На этом заводе гармоней мастер ходил в драмкружок. Отец разузнал, пошел туда, но ему сказали: «Ты не сможешь, потому что малограмотный». Он сказал: «Возьмите меня, я все буду делать». Он там и гром изображал, и осветителем был. Потом в каком-то спектакле сказал две фразы. А там подрабатывал профессиональный актер из театра, он сказал: «Сева, тебе надо учиться».
Всеволод Санаев
Когда в 18 лет Всеволод Санаев сказал, что он хочет быть артистом, родители решили, что он не хочет работать. Он окончил рабфак, потом поступил в театральный техникум. Замечательный педагог Николай Плотников из МХАТа там преподавал. И там Иван Москвин набирал курс в Москве. Плотников сказал ему: «Возьми моего парня, хороший парень».
«Ты хоть еще сто ролей сыграй, все равно умрешь Лисой Алисой»
— И папа поступил к Москвину. Когда его отец приехал из Тулы и посмотрел дипломный спектакль сына Всеволода, то сказал маме: «Мать, Севка в порядке, с ним все нормально».
Отец потом никогда не хвастался ролями, всегда говорил: «Нормально». Его тоже узнавали в трамвае, но тогда люди поделикатнее были. Я вот сейчас была в санатории. Ну, вот ты хоть еще сто ролей сыграй, все равно умрешь Лисой Алисой.
Елена Санаева
Как-то одна женщина подошла, говорит: «Можно с вами сфоткаться?». А я, вообще, этого слова не выношу. Я как-то скукожилась немножко. Она говорит: «Что, не хотите?». Я говорю, «Не очень». И через несколько дней в санатории она подходит и говорит: «Я завтра уезжаю, а мы с вами так и не сфоткались». Я говорю: «Ну, давайте, «сфоткаемся» (смеется).
Когда мамы не стало, мы с Роланом его подхватили, возили его на дачу, к себе возили. Он с палочкой ходил уже. Я говорю, сейчас машину возьмем, а он отвечает: «Лель, зачем, сядем на троллейбус, доедем». Люди подходили, говорили: «Всеволод Васильевич, как мы вас любим, как мы вам верим. Только живите подольше». Он был какой-то якорный человек.
