Это был самый необычный роман и самая великая тайна жизни Марлен. Дело в том, что с юности ее привлекали ученые мужи: кто-то ей сказал, что они великолепные любовники.
Еще бы, они так увлечены наукой, что совершенно не обращают внимания на других женщин, зато любимой отдаются с немыслимой страстью. И ее приятель (а одно время и возлюбленный) Эрих Мария Ремарк всегда утверждал, что его родной брат, физик, гораздо лучший мужчина, чем он сам.
В 1949 году, когда Марлен снималась в Лондоне у Альфреда Хичкока в фильме «Боязнь сцены», ее друзья, композитор Миша Шполянский и его жена Эльза, предложили ей устроить встречу с одним из таких одержимых ученых — Александром Флемингом, получившим от британской королевы титул лорда и право именоваться сэром за открытие целебных свойств зеленой плесени.
У Дитрих в Лондоне был приятель, доктор Хиндл, известный своими достижениями в лечении желтой лихорадки. Он-то и должен был привести сэра Флеминга на обед в дом Шполянских при условии, что Марлен возьмет на себя все заботы об обеде.
Марлен, взволнованная предстоящим знакомством с одним из этих знаменитых таинственных затворников, в коем кипят бурные любовные страсти, отказывалась, мотивируя это тем, что плохо готовит.
«Хватит кокетничать! » — хором возразили Шполянские.
Все знали, что Марлен — непревзойденная повариха. Просто Сара Бернар по части голубцов. Отступать было некуда. Марлен срочно телеграфировала Ремарку в Нью- Йорк, чтобы посоветоваться с ним о винах, поскольку всем было известно, что лучшего знатока, чем он, в этой области не было в целом мире.
Причиной беспокойства Марлен было то обстоятельство, что мистер Флеминг, как намекнули Шполянские, слыл большим ценителем вин. Ремарк ответил незамедлительно, снабдив послание ехидной припиской:
«…только не лезь к тому, ради кого ты затеяла такой обед, с поцелуями сразу после десерта. Дождись, пока погаснет свет».
Накануне встречи с Флемингом Дитрих, сославшись на нездоровье, даже отменила съемку важного эпизода, в котором ее героиню должны были убить, и принялась колдовать на кухне.
Это были настоящие муки кулинарного творчества, ведь фирменным блюдом актрисы была яичница, но Марлен готовила ее только тем, кто заслужил право остаться у нее на ночь. А с Флемингом белокурой Венере предстояло увидеться лишь в первый раз. А уж как дальше развернутся события… В итоге она остановилась на гуляше. Мясо Марлен истязала в течение четырех часов.
Ровно в восемь Флеминг в сопровождении доктора Хиндла появился в доме Шполянских. «Умоляю, только не говорите с Флемингом о пенициллине, он об этом слышать не может», — шепнул в передней Хиндл Марлен. Подали легкую закуску и аперитив. Марлен молчала, уставившись в тарелку. Шполянские переглядывались, пытаясь сгладить неловкость и недоумевая по поводу затянувшейся паузы.
И только Флеминг раскрыл рот, чтобы попросить Марлен передать ему салат, как та вспыхнула и резко сказала: «Только не говорите со мной о кино, это так скучно!» Она решила ему отомстить.
Флеминг осекся. Марлен ждала, что он начнет хвалить ее стряпню, но ученый, казалось, был абсолютно равнодушен к угощению. Зато доктор Хиндл неутомимо поглощал одно блюдо за другим с таким аппетитом, будто много дней голодал.
В конце обеда Марлен откупорила бутылку вина, рекомендованного Ремарком. На лице Флеминга изобразилось крайнее недоумение: оказалось, что он вообще никогда не пьет.
«Как же так? — опешила Эльза. — Все говорят, что вы не можете жить без бутылки». «Что же я, по-вашему, алкоголик?» — обиделся Флеминг.
Шполянские тихо хихикали. На этой «мажорной» ноте обед был завершен. Больше других остался доволен доктор Хиндл. Поглаживая упругий животик, он с трудом выбрался из-за стола.
Зато Флеминг, выходя из-за стола, наступил на подол платья Дитрих.
«О, как я неловок!» — пробормотал ученый, покраснев как рак.
Но Марлен ничего не успела ответить: в этот момент мадам Шполянская поскользнулась на банановой кожуре и упала, дико закричав. Она сломала ногу. Пришлось положить ее на ковер вместо носилок и нести до самой кареты «скорой помощи».
«Самое главное — не давай своей жене пенициллин», — злорадно порекомендовала Мише уже махнувшая на все рукой Марлен.
Неожиданно этот совет страшно развеселил Флеминга. Он полез в карман и достал оттуда пакетик со словами:
«Это единственный подарок, который я мог придумать именно для вас, — моя первая культура синтезированного пенициллина».
Марлен растерялась:
«А мне сказали, что у вас аллергия на пенициллин».
Флеминг рассердился:
«Это вам сказал доктор Хиндл? Да он мне не может простить, что именно я сделал это открытие. Мы ведь вместе начинали над ним работать, поэтому разговоры про пенициллин страшно действуют ему на нервы».
«А давайте убежим отсюда», — предложила Марлен.
И они незаметно улизнули из дома Шполянских. Флеминг проводил Марлен до самой гостиницы. Они хохотали, вспоминая вечер. Более того, Александр признался, что Марлен ему очень нравится. Ей это было приятно. И все бы хорошо, но внешний вид нового кавалера совершенно не устраивал актрису. Он был одет в какой-то старомодный, доверху застегнутый сюртук Марлен решила, что она его перевоспитает.
На следующий день они встретились снова. И начался их роман. Каждый день поутру, перед тем как отправиться в лабораторию, Флеминг оставлял у двери ее номера цветы с запиской. А Марлен побывала в Британской библиотеке и прочла о Флеминге все, что только смогла найти.
Они полюбили прогуливаться ночами рука об руку по набережной Темзы. Александр говорил только о пенициллине. Щеки его горели румянцем, он заикался и умоляюще смотрел на Марлен. Это было, как она считала, знаком разгоравшейся страсти. Но дальше невинных ее симптомов дело никак не шло.
И Марлен решилась на первый шаг. Закончилось все поцелуя ми и объятиями. Марлен взялась за Александра всерьез: она приучила его более «раскованно» одеваться, водила на представления Королевского балета, пристрастила к верховой езде, даже заставила несколько раз пропустить заседание научного общества. Флеминг оказался способным учеником, он с радостью постигал азы новой жизни.
Вдруг Марлен стала замечать, что ее кавалер заглядывается и на других дам. Превратив сухаря в Дон Жуана, Марлен вовсе не хотела уступать «плоды своего просвещения» соперницам. Однако вскоре ей стало казаться, что Флеминг положил глаз на одну из танцовщиц труппы Королевского балета.
Тем более что в последнее время он частенько стал пропадать. Назначал ей встречу в кино, а сам не приходил. Марлен напрасно ожидала его в машине у входа в кинотеатр. Потом он звонил, извинялся, назначал ей новое свидание и снова не являлся.
Марлен ревновала. Не в ее привычках было гоняться за муж чиной. Оскорбленная звезда была готова смириться с неудачей в любви, если бы не одно «но». Флеминг, как и прежде, стал появляться на людях в наглухо застегнутом черном сюртуке.
«Что же с ним приключилось? — недоумевала Марлен. — Что с ним творит эта женщина?» Ужас! Все ее труды перечеркнула некая нахальная особа.
И единственный раз в жизни Марлен решила поступиться принципами. Она позвонила Флемингу, сказав, что не может без него жить, и договорилась о вечернем свидании.
Он, конечно же, не пришел. Марлен бросилась в Королевскую оперу, где служила балеринка. Флеминга и там не оказалось. Проще всего узнать его домашний адрес было в лаборатории. Марлен приехала туда, прошлась по безлюдному коридору и вдруг за дверью услышала взволнованную речь Флеминга.
Приоткрыв дверь, она увидела стоящего в углу сэра Александра, который страстно что-то говорил, обращаясь в глубину комнаты. Узкая щель мешала Марлен увидеть соперницу. Кровь бросилась ей в голову:
Александр был без пиджака, в полурасстегнутой рубашке. «Боже! — подумала Марлен. — Он привез балеринку в лабораторию, чтобы заняться с ней любовью прямо на столе, посреди реактивов!»
Она хотела немедленно уйти, но решила все же увидеть ту, что перешла ей дорогу. Она приоткрыла дверь пошире… Кроме Александра, в комнате никого не было. Если не считать стоявшей прямо перед ним на столе склянки с пенициллином, к ней-то и была обращена его страстная речь. Он размышлял вслух о формуле органического со единения так, как будто объяснялся первый раз в любви.
Марлен все поняла. Сэр Александр Флеминг был, конечно, настоящий Дон Жуан. Но предметом его горячей страсти были, увы, не женщины. Свой любовный пыл он перенес на науку. Тут он был совершенно счастлив. В своем иллюзорном мире он нашел со вершенную любовницу.
«Боже, почему я не плесень?» — прошептала Марлен, прикрыла дверь и на цыпочках вышла из здания.
Через несколько дней заканчивались съемки у Хичкока — нужно было возвращаться в Голливуд. Флемингу она звонить не стала. Он тоже больше не объявлялся.
Перед самым отъездом, когда Марлен собиралась покинуть отель, бой передал ей пакетик. Она мельком взглянула на обратный адрес. Затем с волнением развернула обертку. Внутри лежала розовая коробочка с пенициллином — точно такой же «образец первой культуры синтезированной плесени», с какого началось их знакомство. «Это лучшее, что я вам могу подарить», — сообщалось в письме.
Если бы ей принесли голову соперницы-балеринки, она была бы удовлетворена и приняла бы это за знак примирения. Но здесь была вся соперница целиком, во всей своей красе. Она оказалась сильнее. С тех пор Марлен говорила только о пациентах, которых спас сэр Флеминг, и никогда — об ученом.
Из Америки Марлен некоторое время посыла ла Флемингу посылки с продуктами: в послевоенной Англии царил голод. Позже она узнала, что Флеминг женился, но на ком — выяснять не стала.
Еще позже стало известно, что его жена рано умерла и ученый остался один уже навсегда.
«Судьба всех гениальных людей в том, что они должны быть одиноки», — резюмировала Марлен. А для потомков в книге своих мемуаров написала: «Памятники теперь устанавливают всем, даже поп-певцам. Памятника Александру Флемингу я еще не видела. Возможно, где-нибудь он и будет. Это было бы хорошо!»
Анджей Гофман
